Как приготовить вкусный пирог с черемухой — подборка рецептов

Данная статья расскажет о том, как следует правильно готовить пироги с начинкой из молотой черемухи. Будут даны разнообразные рецепты, которые используют различные техники и наборы ингредиентов для создания прекраснейшей по вкусу выпечки.

Особенности начинки

Прежде чем говорить о различных рецептах пирога с молотой черемухой, нужно непосредственно понять особенности этой вкуснейшей начинки и ее стандартного приготовления.

В России наиболее часто используются для приготовления начинки именно молотые сушеные ягоды черемухи, которые можно найти в любом магазине. Мука из них наиболее часто продается в пакетиках компании «Приправыч» под названием «Черемуха сушеная молотая». Правда, стоит приготовиться к тому, что стоить она будет довольно дорого, однако вкус блюда точно будет стоить всех потраченных денег.

Итак, для приготовления начинки из сушеной муки потребуется высыпать содержимое пакетика в отдельную емкость, а затем залить ее кипятком. В эту смесь нужно добавить сахар, все перемешать и дать массе некоторое время для разбухания. После этого начинку можно укладывать в пирог.

Как приготовить Черёмуховый пирог со сметаной пошагово с фото в домашних условиях

Ингредиенты, которые потребуются для приготовления черёмухового пирога со сметаной: мука черёмуховая, вода питьевая, мука пшеничная, сахарный песок, яйца куриные, разрыхлитель и сметана.

Залить кипящей водой (1 стакан) предварительно просеянную черёмуховую муку (1 стакан). Перемешать и оставить минут на 20 остывать. Масса должна быть тёплой, но не горячей.

Пока остывает черёмуховая масса, сметану (500 г) выложить в ёмкость достаточного объёма. Аккуратно, не взбивая, перемешать и убрать в холодильник.

В остывшую черёмуховую массу добавить сахарный песок (50 г) и 2 куриных яйца. Тщательно перемешать.

Добавить предварительно просеянную муку пшеничную (1 стакан) и разрыхлитель теста (1 ч. л. без горки). Ещё раз тщательно перемешать.

На дно формы (диаметр моей 18 см) положить промасленный пергамент. Выложить в форму тесто и выпекать в предварительно разогретой духовке до полной готовности (примерно 180-190°C, минут 30-40, ориентируйтесь, пожалуйста, по своей духовке).

Тем временем, в охлаждённую сметану добавить сахарный песок (100 г) и, не взбивая, также аккуратно перемешать и снова убрать в холодильник.

Готовый пирог остудить на решётке, аккуратно вынуть середину, не повредив «бортик» и «дно». В моей семье не любят, когда бока тортов и пирогов покрывают «жидкими, пачкающими» кремами. Потому вспомнилась такая идея.

Поломать вынутую часть пирога на небольшие кусочки. Охлаждённый сметанный крем перемешать ещё раз. Добавить крем к кусочкам, всё перемешать, оставить на 10 минут.

Снова массу перемешать и равномерно заполнить ею «чашу» пирога. Оставить пирог в холодильнике на несколько часов, лучше на ночь. По желанию оформить и подавать к столу. Я для оформления оставляла несколько ложек крема.

Черёмуховый пирог со сметаной готов. Сочным пирог получается в любом случае, но чем дольше стоит, тем плотнее разрез. На моём финальном фото разрез через несколько часов, так как хотелось успеть сфотографировать с веточками черёмухи. В следующий раз только на будущий год. Но даже такой, не совсем чёткий разрез, вкуса ни сколько не портит. ? Приятного аппетита!

Мы едем

Мы едем к бабушке, потому что наступило лето, школа закончилась, и меня снова некуда деть. Каждое лето родителям некуда меня деть. Даже теперь, когда я вполне могу о себе позаботиться. Но семейные традиции – есть семейные традиции, против них не попрёшь.

Бабушек у меня две, но живут они в разных местах и, к тому же, очень далеко от нас. Это потому что мой папа – военный, и он не выбирает, где ему жить, а уж мы с мамой – тем более. За нас выбирает неведомый командир в большой фуражке, и фантазия у него что надо. Каждый раз мы уезжаем всё дальше. Всё дальше от бабушек.

Моих бабушек ни за что не перепутаешь, хотя зовут их одинаково. Они обе Тани, но мамину маму я называю «бабуля», а папину – «бабушка», потому что она другая.

Сейчас мы едем к бабушке, и это хорошо, но немного плохо. Мама не любит здесь бывать, потому что сюда особенно не зовут, но очень обижаются, если мы не приезжаем. А ещё здесь не любят маму. Она так думает. А я думаю, что тут никого особенно не любят. Но мы всё равно снова едем к бабушке, потому что лето, и меня некуда деть.

Кроме бабушек у меня есть и дедушки. Их зовут по-разному – Толя и Миша, но я обоих называю «деда», потому что люблю одинаково. Хотя нет, Мишу я люблю, потому что он бабушкин, и из-за этого мне всегда его немного жалко. А Толя – бабулин, и его я люблю, потому что очень люблю её.

Когда мы приедем, нас обязательно встретит деда. Он будет загорелый, худой и седой. Он будет курить, хотя ему этого и нельзя, и много молчать. И мама тоже будет молчать – от волнения, и чтобы выглядеть хорошей. Для мамы это важнее всего. А хорошей выглядеть легче, если ничего не говорить и почаще улыбаться, потому что голос может выдать всё, чего мы не хотим показывать. Мне скрывать нечего, про меня и маме, и дедушке, и, уж тем более, бабушке всё давным-давно известно, поэтому говорить буду я. Ну и хорошо.

В вагоне жарко и душно, хотя все окна открыты. Я стою в коридоре, высунув голову наружу. Это не освежает, но всё равно приятно, когда ветер весело треплет тебя за нос горячей рукой и вдувает в лёгкие знакомый душистый воздух! Он пахнет жаром, полынью и пылью. Нигде больше нет такого воздуха!

Всё чаще появляются чёрные аисты нефтекачалок. Они сосредоточенно клюют землю, и мне кажется, что ей от этого больно. Наверное, нефть – это и правда кровь земли.

Перед прибытием поезд начинает яростно скрипеть и шататься, словно пьяный. Он никак не может выбрать нужный путь, поэтому останавливается передохнуть на короткие две минуты. Это и есть наша станция, и мы с мамой выпрыгиваем из вагона. Моя тяжёлая бесформенная сумка тянет вниз, как камень. Я бросаю её с верхней вагонной ступеньки на перрон и лечу следом. Наверное, что-то похожее испытывали пираты, идущие ко дну с привязанным к ногам ядром.

Сумка падает с глухим стуком. Я приземляюсь рядом на исчерченный трещинками асфальт. Позади меня мама осторожно спускается по ступенькам спиной вперед. Деда курит у выхода из вокзала и не ищет нас глазами. Он и так знает, что мы приехали.

Поезд вскрикивает, словно опомнившись, громко хлопает вагонной дверью и спешит прочь, а мы втроём остаёмся на перроне – я, мама и деда. Мама жмётся ко мне, то хватаясь, то отпуская ручки сумки. Наверное, если посмотреть сверху и соединить наши фигуры линиями, то получится острый, как колючка, треугольник: узкое основание из нас с мамой и далёкая вершина дедушки. Деда долго тушит сигарету об урну, я с трудом взваливаю сумку на плечо, и мы начинаем сближаться. Мама семенит следом.

Деда загорелый, седой и худой – ничего не изменилось. Я чувствую, что рада его видеть, и хотя слишком бурно выражать эмоции у нас не принято, я всё равно бросаюсь ему на шею и незаметно делаю глубокий вдох: деда пахнет сигаретами и мёдом. Как всегда, а значит, как надо. Смесь табака и мёда – второй мой любимый запах. А самый любимый – запах шпал, разогретых на солнце. И в этот миг я вдруг осознаю, что лето начинается прямо здесь, на испещрённом трещинами перроне. И оно дышит всем тем, что я так люблю.

Деда в любую погоду одет одинаково: на нём выгоревшая светло-голубая рубашка в мелкую клеточку и тёмно-синие брюки. Не могу понять, то ли это всегда одни и те же брюки и рубашка, и деда просто никогда не пачкается, то ли у него их миллион.

Я обнимаю деду совсем недолго, но он уже отстраняется, не грубо, но твёрдо. Мама улыбается и чужим глуповатым голосом говорит:

– Здравствуйте, Михаил Николаевич!

– Добрый день, – бесцветно отвечает он и кашляет.

Деда никогда не смотрит прямо в глаза, всегда чуть в сторону. Он не обнимает маму. Не спрашивает, как мы доехали. Просто берёт сумку и идёт к выходу с перрона. А мы семеним следом, по знакомым горячим улицам мимо сонных тополей. И я рада! Рада видеть и деду, и всё вокруг!

Должен же из нас троих хоть кто-нибудь радоваться.

По дороге к дому для меня всё важно: каждая улица, каждый перекрёсток. Я проверяю, выкрашены ли в белый цвет двухэтажные домики и в голубой – ограждения вдоль тротуара? Работает ли кулинария, и достаточно ли сильно оттуда пахнет свежей сдобой? Расцвели ли космеи на клумбе возле бабушкиной школы? Не спилили ли старые тополя в парке? Стоит ли ещё там заброшенное колесо обозрения? Горит ли вечный огонь? Не закрыли ли баню? Жалко, что не закрыли.

У меня в голове длинный список. Я отмечаю в нём всё по порядку, и одновременно разговариваю с дедой. Точнее, я просто иду и говорю, а он молча везёт сумку. Но я знаю, что он слушает, потому что иногда удивлённо кряхтит или одобрительно хмыкает. Я рассказываю ему о том, что закончила восьмой класс всего с одной четверкой по алгебре, о выигранных олимпиадах по литературе и биологии, о том, что сдала на первый взрослый разряд по плаванию. Я спешу рассказать ему обо всём. Я хочу, чтобы самые важные слова вылуплялись из меня и поскорее улетали, потому что мои важные слова – они только мои. Об маму они ударяются и уносятся прочь, лишь слегка пощекотав её крыльями. А деда их впустит. Ненадолго, но впустит.

Мне кажется, внутри он похож на недостроенный дом, в который можно зайти, но жить там нельзя. Но мне и этого достаточно. Потому что совсем не выпускать из себя слова нельзя, ведь всё живое должно увидеть свет. И сделать это по пути к дому бабушки – самое лучшее время и место.

Когда мы дойдём, мне придётся многое повторить, но это будет совсем другое дело, потому что бабушка любит спрашивать, но не любит слушать. Она заберёт из моего рассказа только то, что захочет. Что-то перечеркнёт, что-то исправит, поставит оценки, а всё остальное выбросит.

Я так не хочу.

У моей несуразной сумки на брюхе есть колёсики, поэтому деда то несёт, то везёт её по неровному асфальту. Она страшно грохочет и то и дело заваливается на бок, словно нелепое коротколапое существо. Моя сумка всем неудобна и с ней сложно сладить. Недаром же она моя.

Мама по-прежнему идёт сзади.

– Мам, иди к нам, – зову я, оборачиваясь, когда хочу, чтобы она подтвердила что-нибудь из моего рассказа.

– Тротуар узкий, неудобно будет.

– Да нормальный тротуар!

Но мама только мято улыбается в ответ, и не присоединяется ни к нам, ни к беседе:

– Иди, Даш, иди.

Так мы и идём до самого дома – колючим треугольником, только теперь его острая выпирающая часть – это мама.

Я болтаю, но мысленно продолжаю отмечать важные приметы. Список заканчивается – мы приближаемся к бабушкиному дому. Остаётся всего несколько пунктов.

Ряды сарайчиков и гаражей во дворе, вокруг которых мы играем в прятки и казаки-разбойники – на месте.

Наша скамейка возле дома – стоит.

Деда открывает тугую дверь в подъезд, и я вдыхаю особый лестничный запах – прохладный, свежий, деревянно-побелочный – как надо.

– Деда, а Динара с Нуриком здесь?

– Здесь.

Отлично, ещё один пункт. Остаётся всего два.

Я бегу наверх, обгоняя деду, сумку и маму. Бегу, чтобы скорее позвонить в дверь, чтобы бабушка скорее открывала. Всем существом я ощущаю, как сильно хочу увидеть её и как соскучилась по квартире, с её запахами и звуками. Я переполнена восторгом и ожиданием тех чудес, что лето приготовило для меня. Я чувствую, как сильно истосковалась по всему тому, что успела увидеть по пути с вокзала, и по тому, чего ещё не успела, но скоро обязательно увижу. Я знаю наверняка: всё, что мне нужно, всё, что я так люблю, верно ждало меня целый год, не исчезая и не меняясь. И когда мы встретимся, мы сразу узнаем друг друга. И моё сердце не вмещает благодарности за эту неизменность и верность.

Я топаю по деревянным ступеням, как слон. К чёрту – пусть все знают, что я приехала!

Внизу мама с дедой сражаются с сумкой. Она упирается всеми колёсиками и ни в какую не хочет подниматься. А я уже у двери, уже нажала на звонок, и, кажется, слышу бабушкины шаги.

Но раньше нашей открывается другая дверь – дверь напротив, и выходит Ведьма. Белая и холодная, как всегда. Она нисколько не изменилась, так же, как встречавшие меня улицы, дома и тополя. Ведьма надвигается, тянет ко мне руки и шепчет тихо-тихо, чтобы услышала только я:

– Дашенька, девочка моя приехала, девочка моя…

Меня обдаёт ужасом, радость и восторг внутри гаснут, словно свечи от порыва ветра. Я вжимаюсь в дверь спиной и стучу ногой, чтобы бабушка поторопилась. Плевать, что потом мне придётся эту дверь отмывать.

Краем глаза я уже вижу мамину макушку на лестнице, слышу, как тяжело дышит деда с вырывающейся сумкой в руках. Но и Ведьма уже совсем рядом. Я чувствую её странный сладковатый запах и то, как перед ней сгустился воздух. Нельзя, чтобы она до меня дотронулась! Надо бежать! Но бежать некуда. Бабушка не торопится открывать. Она никогда не торопится мне помочь.

Но в тот миг, когда белые Ведьмины руки почти касаются моего лица, сзади, словно выстрел из пушки, грозно бухает деда:

– А ну пошла от неё, стерва старая!

Ведьма отскакивает, и в то же мгновение бабушка открывает дверь. Кажется, что обрывается туго натянутая верёвка. Я лечу спиной вперёд и приземляюсь на бабушкин живот. Он рыхлый и мягкий, как подушка.

Ведьма исчезает за мамой и дедой, и дверь с тихим щелчком отсекает от нас всё то, что было мгновение назад. Наступает тишина, но прежде, чем грянет бабушкин голос, я успеваю заметить, как сильно рассержен деда и удивлена мама. Готова спорить, она никогда не слышала от него ничего подобного. Но ведь мама и о Ведьме ничего не знает.

Бабушка уже делает глубокий вдох, чтобы начать свою речь, а моё сердце, остановившееся мгновение назад, наконец оживает, принимаясь бешено биться о ребра, и кровь пульсирует в висках и затылке.

– Ну, с приездом, дорогие мои! – торжественно произносит бабушка зычным учительским голосом.

Мне кажется, что сейчас она стоит не посреди коридора, а на школьной линейке. Широко улыбаясь, она смотрит на нас, но никого не видит.

Бабушка бывает такой, когда мы встречаем её бывших учеников, их родителей или школьных коллег. Что бы ни было за секунду до этого, что бы она мне ни выговаривала, за что бы ни ругала, при встрече со знакомыми бабушка становится вот такой как сейчас – радушной, любящей, щедрой. Из «неблагодарной свиньи» я мгновенно превращаюсь во «внуку мою любимую», и становлюсь самой умной, талантливой и любимой на свете. Потому что у Татьяны Дмитриевны другой внучки быть не может!

В такие минуты от меня требуется немного: улыбаться, смотреть умными глазами, вежливо и скромно отвечать и умолкать, когда приходит пора говорить бабушке. Одним словом, не позорить – вот и всё, что от меня нужно. Не позорить и не быть собой – точно, как бабушка.

Я видела однажды, как в витрине дорогого магазина на золотой подставке медленно вращался флакон духов. Обычный стеклянный пузырёк – ничего особенного, но его плавное вращение и золото, на котором он стоял, и мягкий свет, направленный со всех сторон, меняли невзрачную стекляшку до неузнаваемости. Вот и бабушка такой же флакон: стоит её подсветить вниманием и выставить напоказ, как она мгновенно преображается: голос звенит молодо и живо, словно весенний ручей, глаза светятся, улыбка не сходит с губ. Всем бы хотелось, чтобы у них была такая бабушка – весёлая, обаятельная, красивая. Которая не ноет и не жалуется, а лишь невзначай отпустит пару небрежных шуточек о своей болезни. Словно ей и дела до неё нет. Подумаешь!

Всем бы хотелось иметь такую бабушку. И мне тоже.

Закончив с приветствием, она торжественно и широко раскрывает объятья, чтобы задушить меня в них. Но не от избытка любви, а потому что так надо.

– Здравствуйте, Татьяна Дмитриевна, – тихо говорит мама.

– Внука моя приехала! – грохочет бабушка, слишком очевидно не замечая маминых слов, и вжимает меня в свой необъятный живот.

Я судорожно хватаю воздух и, прежде чем задохнуться, успеваю почувствовать тянущийся с кухни аромат чего-то печёного, ругаюсь про себя и мысленно вычеркиваю последние два пункта: «ведьма» и «пирог с черемухой».

Всё. Вот теперь мы точно приехали к бабушке.

Пирог из черемуховой муки

eda.ru50 мин
Алексей Зимин

Ингредиенты (9)
Мука черемуховая 200 г
Мука пшеничная 150 г
Сахар 250 г
Сметана 400 г
Яйцо куриное 3 штуки
Масло сливочное 15 г
Ванильный стручок 1 штука
Соль щепотка
Сода 1 чайная ложка
Показать все (9)